[неофициальный перевод] <*>
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ
РЕШЕНИЕ
ПО ВОПРОСУ ПРИЕМЛЕМОСТИ ЖАЛОБЫ N 75386/01
"ПАВЕЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ КСЕНЗОВ (PAVEL ALEKSANDROVICH KSENZOV)
ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ"
(Страсбург, 27 января 2005 года)
--------------------------------
<*> Перевод предоставлен Уполномоченным Российской Федерации
при Европейском суде по правам человека П. Лаптевым.
Европейский суд по правам человека (Первая секция), заседая 27
января 2005 г. Палатой в составе:
Х.Л. Розакиса, Председателя Палаты,
Л. Лукайдеса,
Ф. Тюлькенс,
П. Лоренсена,
Н. Ваич,
С. Ботучаровой,
А. Ковлера, судей,
а также при участии С. Нильсена, Секретаря Секции Суда,
принимая во внимание вышеуказанную жалобу, поданную 7 июля 2001
г.,
принимая во внимание доводы, представленные властями Российской
Федерации, и возражения на них, представленные заявителем,
заседая за закрытыми дверями,
вынес следующее Решение:
ФАКТЫ
Заявитель, Павел Александрович Ксензов - гражданин России, 1980
года рождения, проживает в г. Ростов-на-Дону. В Европейском суде
его интересы представлял юрист из г. Ростов-на-Дону К. Краковский.
Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным
Российской Федерации при Европейском суде по правам человека П.
Лаптевым.
A. Обстоятельства дела
1. Предполагаемое жестокое обращение с заявителем
9 февраля 2000 г. заявитель был задержан по подозрению в
совершении убийства двух несовершеннолетних лиц и доставлен в
Первомайский районный отдел внутренних дел г. Ростов-на-Дону.
По утверждению заявителя, в отделении милиции его избили. В
частности, он заявил, что его били дубинкой и деревянным молотком,
а затем - по голове пластиковой бутылкой, наполненной водой, в то
время как он был в наручниках и прикован к трубе.
По утверждениям заявителя, 20 февраля 2000 г. его вывели из
камеры и доставили к сотруднику прокуратуры, который бил его
стулом по голове, раздел донага и пытал электрическим током, чтобы
добиться от него признания в совершении убийства.
3 марта 2000 г. заявитель направил письмо своей матери, в
котором он указал, что в день его задержания сотрудники милиции
его "забили почти до смерти".
19 апреля 2000 г. мать заявителя передала ему некоторые
медикаменты, предположительно, для лечения печени и почек.
26 июля 2000 г. в судебном заседании по уголовному делу в
отношении заявителя он признал себя виновным в участии в
ограблении и в убийстве, но не согласился с тем, что он являлся их
организатором. В связи с этим он отказался от части признания,
сделанного им на допросах во время следствия. Он утверждал, что
дал такие показания под давлением. Ростовский областной суд вызвал
и допросил следователя Тисковского, который подтвердил, что во
время расследования "состояние здоровья заявителя было нормальным"
и что "он не получал жалоб о жестоком обращении с ним со стороны
сотрудников милиции". Суд установил, что "заявление [Ксензова] о
том, что после задержания его били сотрудники милиции,
необоснованно", признал, что данное заявление не противоречит
другим доказательствам, и напомнил, что заявитель менял показания
относительно своей роли в организованной группе на протяжении
всего судебного разбирательства. На этих основаниях суд принял
оспариваемое заявление как отягчающее обстоятельство в обвинении,
предъявленном заявителю.
10 января 2001 г. судебная коллегия по уголовным делам
Верховного суда Российской Федерации рассмотрела кассационную
жалобу заявителя, которая была основана, в частности, на его
утверждении о том, что его заявление, предположительно, сделанное
под принуждением, было неверно допущено как доказательство. Суд
кассационной инстанции установил, что суд первой инстанции проявил
достаточное усердие при рассмотрении возражений заявителя и
правильно допустил оспариваемое доказательство, приняв во
внимание, что утверждения о жестоком обращении были полностью
необоснованными.
После того как жалоба была коммуницирована властям Российской
Федерации, жалобы заявителя на жестокое обращение, очевидно, были
доведены до сведения компетентных государственных органов.
Последние, в свою очередь, допросили лиц, которые могли дать
показания о произошедших событиях.
В связи с этим 4 и 6 июня 2003 г. письменные показания были
взяты у З. и М., бывших сокамерников заявителя, содержавшихся в
камере N 113 следственного изолятора ИЗ-61/1. Они показали, что ни
физическая сила, ни иное давление не применялись к заявителю,
равно как и к другим задержанным.
9 июня 2003 г. прокуратурой Первомайского района г. Ростов-на-
Дону была проведен проверка. Были допрошены следователь,
назначенный заявителю адвокат, который присутствовал при его
допросах, и сотрудники Первомайского РОВД, производившие
задержание заявителя. Все они отрицали, что в отношении заявителя
имело место жестокое обращение и что признание заявителя было
сделано под давлением. Они утверждали, что в рассматриваемое время
у заявителя не было травм и он не жаловался на жестокое обращение.
11 июня 2003 г. прокуратура пришла к выводу, что доказательств
в подтверждение утверждений заявителя не установлено, и отказала в
возбуждении уголовного дела по факту предположительного жестокого
обращения. Она сослалась на показания следователя, адвоката и
сотрудников милиции. Помимо этого, она указала, что существующая
система контроля безопасности не позволила бы сотрудникам милиции
принести с собой в комнаты для допроса предметы, предположительно,
использовавшиеся для пыток, и отметила, что мебель в комнатах для
допроса прикручена к полу.
2. Условия содержания под стражей
С 18 февраля по 21 октября 2000 г. заявитель содержался в
следственном изоляторе ИЗ-61/1 (тогда назывался ИЗ 59/1) в г.
Ростов-на-Дону. Изначально он находился в камере N 113.
После вынесения приговора 26 июля 2000 г. заявителя перевели в
камеру N 88 - специальную камеру для лиц, приговоренных к
пожизненному лишению свободы. Некоторое время он содержался один,
но затем в эту камеру было помещено еще одно лицо.
Заявитель представил следующее описание условий его камеры. Это
была одноместная камера площадью 2,5 на 2 метра, высотой 2,3
метра; дневной свет в нее не проникал; 60-ваттная лампочка
освещения была закрыта двумя листами металла с отверстиями в нем,
так что в камере всегда было темно, что делало невозможным читать
и писать. Бетонный пол был залит водой, на стенах и потолке была
грибковая плесень; вентиляция отсутствовала; воздух был спертый и
затхлый; камера была грязной и кишела тараканами, паразитами и
мышами. Получение воды было ограничено, поскольку кран включался
сотрудником учреждения извне камеры; туалет был всегда забит
нечистотами.
Власти Российской Федерации утверждали, что в камере N 88 было
окно, туалет и умывальная раковина; температура и влажность в
камере поддерживались в соответствии с требованиями санитарных
стандартов; у заявителя была постель, и ему были выданы постельные
принадлежности.
24 августа 2000 г. мать заявителя подала жалобу в прокуратуру
на то, что в камере заявителя не было дневного света и что в ней
было сыро.
25 августа 2000 г. адвокат заявителя направил жалобу в
администрацию учреждения, утверждая, что заявителя не должны были
перевести в одиночную камеру.
28 августа 2000 г. мать заявителя направила письменную жалобу
главному прокурору Ростовской области, надзирающему за местами
лишения свободы <*>, утверждая, inter alia, о том, что камера
заявителя была сырой.
--------------------------------
<*> Так в тексте.
30 августа 2000 г. главный надзирающий прокурор за местами
лишения свободы Ростовской областной прокуратуры <*>
проинформировал мать заявителя о том, что после подачи ею жалоб
была проведена проверка условий содержания заявителя под стражей.
Он сообщил, что условия в камере "в целом соответствовали
санитарным требованиям, хотя лица, содержащиеся под стражей, спали
по очереди ввиду нехватки спальных мест".
--------------------------------
<*> Так в тексте.
6 сентября 2000 г. начальник следственного изолятора
проинформировал адвоката заявителя в ответ на его жалобу от 25
августа 2000 г. о том, что заявитель содержался в камере,
рассчитанной на меньшее количество лиц, в соответствии с
законодательством и по его собственному требованию.
9 сентября 2000 г. мать и адвокат заявителя подали жалобу в
Кировский районный суд г. Ростов-на-Дону на администрацию
следственного изолятора ИЗ-61/1. В частности, они указывали на
плохие условия содержания под стражей: недостаточность света,
повышенную влажность, отсутствие вентиляции, ограниченные
получение воды и доступ в туалет.
21 октября 2000 г. заявитель на основании своих жалоб на плохие
условия в камере N 88 был переведен в следственный изолятор ИЗ-
61/3 (тогда именовался УЧ-398/Т) в г. Новочеркасск, в котором он
оставался до 6 декабря 2000 г. Он содержался в одиночных камерах N
19 и 20.
Заявитель утверждал, что в этих камерах было холодно; ему не
позволяли иметь при себе одеяло или теплую одежду, и, таким
образом, ему приходилось спать на незастеленной металлической
кровати. В туалете стояла сточная вода, а доступ к водяному крану
был ограничен.
Власти Российской Федерации утверждали, что в камере заявителя
были нормальный сток воды и снабжение водой, а освещенность и
температура воздуха соответствовали требованиям санитарных
стандартов. Заявителю были предоставлены одежда и постельные
принадлежности.
1 ноября 2000 г. мать заявителя подала жалобу в прокуратуру
Ростовской области, которая включала в себя жалобу на плохие
условия в следственном изоляторе ИЗ-61/3. В частности, она
жаловалась на то, что заявителя поместили в одиночную камеру с
ограниченной подачей воды; она потребовала, чтобы заявителю
передали теплую одежду и одеяло.
С 9 декабря 2000 г. по 18 февраля 2001 г. заявитель содержался
в следственном изоляторе СИЗО-2 (ИЗ-77/2) г. Москвы. Как
представляется, впоследствии он был переведен в следственный
изолятор ИЗ-61/1.
2 марта 2001 г. Кировский районный суд г. Ростов-на-Дону
прекратил рассмотрение дела против администрации следственного
изолятора, поскольку стороны дважды не явились на судебное
заседание.
15 марта 2001 г. заявитель был переведен из следственного
изолятора ИЗ-61/1 в другое исправительное учреждение для отбывания
наказания.
14 февраля 2002 г. Кировский районный суд г. Ростов-на-Дону
удовлетворил ходатайство адвоката заявителя, поскольку он не был
надлежащим образом вызван повесткой для участия в судебных
заседаниях, и пересмотрел свое Решение от 2 марта 2001 г.
12 марта 2002 г. мать заявителя подала ходатайство о
прекращении рассмотрения жалобы против администрации следственного
изолятора, поскольку ходатайство было подано адвокатом заявителя
без согласия заявителя и ее самой.
3 апреля 2002 г. Кировский районный суд г. Ростов-на-Дону решил
прекратить рассмотрение дела по иску к администрации следственного
изолятора, поскольку истец дважды не явился на судебное заседание.
Суд также принял во внимание заявление матери заявителя о
прекращении судебного разбирательства. Это Решение не было
обжаловано.
4 июня 2003 г., после того как жалоба была коммуницирована
властям Российской Федерации, предположительно, в ответ на их
запрос о прояснении некоторых фактов, заявитель дал письменное
объяснение в Управление исполнения наказаний Министерства юстиции
по Ростовской области относительно условий его предварительного
заключения. Он написал, что условия его содержания под стражей в
следственных изоляторах ИЗ-61/1, ИЗ-61/3 и СИЗО-2 были
удовлетворительными. А.П. Ксензов указал, что у него не было жалоб
относительно условий его предварительного заключения и что это его
адвокат написал жалобу в Европейский суд.
3. Разбирательство по уголовному делу
Разбирательство по уголовному делу в отношении заявителя
началось 9 февраля 2000 г.
20 февраля 2000 г. заявитель подписал признание о том, что он
убил двух несовершеннолетних лиц.
26 июля 2000 г. Ростовский областной суд признал заявителя
виновным в совершении ограбления и убийства при отягчающих
обстоятельствах и приговорил его к пожизненному лишению свободы.
9 сентября 2000 г. мать и адвокат заявителя подали иск в
Кировский районный суд г. Ростов-на-Дону против администрации
следственного изолятора ИЗ-61/1. Они утверждали, inter alia, что
заявитель содержался в наручниках каждый раз, когда они его
посещали в следственном изоляторе, что мешало ему читать материалы
дела, делать заметки и писать жалобы. Адвокат А.П. Ксензова также
жаловался на то, что несколько раз администрация следственного
изолятора препятствовала переписке между ним и заявителем, что
мешало осуществлению права заявителя защищать себя в ходе
разбирательства по уголовному делу. Данное судебное
разбирательство было вскоре прекращено ввиду отказа заявителя от
иска, как указано выше в разделе 2 ("Условия содержания под
стражей").
10 января 2001 г. судебная коллегия по уголовным делам
Верховного суда Российской Федерации, рассмотрев дело в
кассационной инстанции, оставила без изменения приговор по
существу, но уменьшила срок лишения свободы до 20 лет.
11 июня 2003 г., после того как жалоба была коммуницирована
властям Российской Федерации, предположительно, в ответ на их
запрос о прояснении некоторых фактов заявитель дал письменное
объяснение в Управление исполнения наказаний Министерства юстиции
Российской Федерации по Ростовской области. Он утверждал, что не
был в наручниках во время его встреч с его адвокатом в период с
октября по декабрь 2000 года. Относительно других периодов времени
он не представил комментариев.
4. Газетная публикация
15 февраля 2000 г. в областной газете "Вечерний Ростов" была
опубликована статья, основанная на интервью прокурора
Первомайского района г. Ростов-на-Дону. Статья была озаглавлена
"Три извращенца оценили жизни детей в 8000 рублей". Статья
сопровождалась фотографией прокурора и фотоснимками размером,
необходимым для паспорта, заявителя и его сообвиняемых. В статье
делалась ссылка на мнение прокурора по данному вопросу и
содержалось, inter alia, следующее заявление:
"Оперативные работники милиции обычно не любят задавать
вопросы, касающиеся морали: раз человек совершил преступление, он
сделал свой выбор, с ним все ясно. Но на сей раз вопрос "Зачем же
девчонок было убивать?!" был все же задан. Ведь по цинизму и
бесчеловечности преступление выделяется из ряда "обыкновенных"
убийств. И обращен был вопрос к одному из убийц (как теперь
известно, организатору преступления), 20-летнему Павлу Ксензову.
"Меня узнала [одна из жертв], и нам пришлось сделать это", -
ответил Ксензов...
С его высказыванием не согласны работники прокуратуры
Первомайского района. По их мнению, Ксензов с двумя подельниками
шел в квартиру с четким намерением совершить убийство - иначе
зачем им было брать с собой ножи?..
(...)
Напомним обстоятельства этого кровавого преступления...
(...)
В совершении преступления изобличены трое неработающих молодых
ростовчан: Павел Ксензов, [А.П.] и [М.И.]. (...)
Заводилой в этой группе был Ксензов. (...)
(...)
Решение создать преступную группу и совершать разбойные
нападения созрело у троицы в начале этого года. Зарабатывать
честным путем не было охоты, кражи требовали некоторой
криминальной квалификации... Решили, что разбой... - это как раз
для них.
(...)
...[Одной из девочек] перерезали горло, 14-летнюю хозяйку
квартиры потащили в ванную - пытать.
...Подонки вытащили деньги - а затем хладнокровно убили девочку
ударами ножей и хозяйских ножниц.
(...)
Ниточку, что привела к преступникам, удалось размотать меньше
чем за сутки - благодаря профессионализму следователей
Первомайской прокуратуры... Вся троица была задержана в девять
часов утра 9 февраля.
(...)
"Какое наказание ждет убийц?" - такой вопрос корреспондент
"Вечернего Ростова" задал прокурору Первомайского района А.Г.
Мкртычеву. Он ответил так: "Наказание определяет только суд, но я
могу добавить от себя лично, по-человечески: исключительную меру
наказания в России официально пока еще никто не отменял. Хотя она
давно уже не приводится в исполнение - благодаря настойчивости
"гуманной" Европы...".
30 июня 2000 г. адвокат заявителя оспорил в Советском районном
суде г. Ростов-на-Дону газетную публикацию от 15 февраля 2000 г. В
частности, он потребовал объявить противоречащим Закону
утверждение о виновности, сделанное прокурором публично до
разрешения дела судом.
21 ноября 2000 г. Советский районный суд г. Ростов-на-Дону
установил, что иск не подлежит рассмотрению, поскольку адвокат не
имел полномочий от заявителя инициировать любые судебные
разбирательства, которые находятся вне разбирательства по
уголовному делу. Это Судебное решение обжаловано не было.
B. Применимое национальное законодательство
и правоприменительная практика
Полномочия по возбуждению уголовного дела
Соответствующие положения Уголовно-процессуального кодекса
РСФСР 1960 года, действовавшего на момент событий, были
пересмотрены Конституционным Судом Российской Федерации в его
Постановлении N 1-П от 14 января 2000 г. Этим Постановлением было
отменено право судов возбуждать уголовные дела как несовместимое с
их судебными функциями, за исключением ограниченной категории дел
частного обвинения. Постановление в части, применимой к настоящему
делу, гласит:
"...В случаях, когда суд в процессе рассмотрения уголовного
дела пришел к выводу о наличии фактических данных,
свидетельствующих о признаках преступления, он должен,
воздерживаясь от утверждений о достаточности оснований подозревать
конкретное лицо в совершении этого преступления и от
формулирования обвинения, направлять соответствующие материалы для
проверки поводов и оснований к возбуждению уголовного дела в
органы, осуществляющие уголовное преследование, которые обязаны в
этих случаях немедленно реагировать на факты и обстоятельства,
установленные судом, и принимать необходимые меры".
Иски на основании незаконных действий или бездействия
органов государственной власти
Федеральный закон N 4866-1 от 27 апреля 1993 г. "Об обжаловании
в суд действий и решений, нарушающих права и свободы",
предусматривает судебный порядок рассмотрения исков к органам
государственной власти. В нем говорится, что действие, решение или
бездействие государственного органа или должностного лица может
быть обжаловано в суде, если оно нарушает права и свободы лица или
незаконно налагает на лицо обязанности или ответственность. В ходе
такого судопроизводства суд имеет право объявить оспариваемое
действие, решение или бездействие незаконным, обязать орган
государственной власти совершить определенное действие в отношении
лица, снять наложенную на лицо ответственность или предпринять
иные меры по восстановлению нарушенного права или свободы. Если
суд признает оспариваемое действие, решение или бездействие
незаконным, это дает основание предъявить иск к государству о
взыскании причиненного ущерба.
Гражданский процессуальный кодекс РСФСР, действовавший на
момент событий, содержал схожие положения.
Гражданский кодекс Российской Федерации предусматривает
процедуру, согласно которой лицо может потребовать от государства
возмещения ущерба в порядке гражданского судопроизводства.
C. Материалы, указанные заявителем в его доводах
По утверждениям заявителя, в 2000 году Уполномоченный по правам
человека в Российской Федерации опубликовал доклад, в котором
указывается, что в 1999 году было подано 263645 жалоб на
неправомерные действия сотрудников милиции и 902 из них привели к
уголовному обвинению сотрудников милиции.
23 ноября 2001 г. общественная организация "Христиане против
пыток и детского рабства", находящаяся в г. Ростов-на-Дону,
опубликовала документ под названием "Предварительный доклад о
жестоком обращении во время предварительного следствия". Доклад
содержит описание 19 случаев жестокого обращения в Ростовской
области, зафиксированных данной общественной организацией. В
докладе не определен период отсылок, но как минимум два из
описываемых дел относятся к 2000 году. Доклад также содержит
следующие цифры, полученные в результате ответов на вопросы,
данных 130 адвокатами и 17 различными адвокатскими организациями
Ростовской области:
- 58 ответивших подвергались жестокому обращению со стороны
сотрудников милиции;
- 73 ответивших не верят, что существуют эффективные средства
правовой защиты в отношении жестокого обращения;
- 10 ответивших полагают, что такие средства существуют;
- 68 ответивших не считают возможным получить компенсацию в
связи с жестоким обращением;
- 10 ответивших полагают это возможным;
- остальные ответившие никогда не пытались получить
компенсации;
- большинство ответивших не верят в то, что срочная медицинская
помощь незамедлительно доступна в случае жестокого обращения со
стороны сотрудников милиции.
На этих основаниях в докладе делается вывод о том, что пытки
подозреваемых по уголовным делам являлись "обычной практикой".
СУТЬ ЖАЛОБЫ
1. Ссылаясь на статью 3 Конвенции, заявитель жаловался на то,
что он подвергался пыткам и бесчеловечному и унижающему
достоинство обращению во время его задержания и в ходе
предварительного заключения, а расследование по его жалобам было
неэффективным.
2. Он также жаловался, ссылаясь на статью 3 Конвенции, на то,
что условия его содержания под стражей в следственном изоляторе
представляют собой бесчеловечное и унижающее достоинство
обращение. В частности, он ссылался на периоды его содержания под
стражей в камере N 88 в следственном изоляторе ИЗ-61/1 и в
следственном изоляторе ИЗ-61/3.
3. Ссылаясь на подпункты "b" и "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции,
заявитель жаловался на то, что он не мог эффективно подготовить
свою защиту в условиях следственного изолятора. В частности, он
утверждал, что находился в наручниках во время его встреч с
адвокатом и при ознакомлении с материалами дела и что ему
препятствовали в переписке с адвокатом.
4. Ссылаясь на пункт 2 статьи 6 Конвенции, П.А. Ксензов
жаловался на то, что газетная публикация интервью с прокурором
Первомайского района г. Ростов-на-Дону содержала заявление о
виновности заявителя в нарушение презумпции невиновности.
ПРАВО
1. Заявитель жаловался на то, что при его задержании и во время
предварительного содержания под стражей его избивали сотрудники
милиции, чтобы получить от него признание по уголовному делу.
Далее он жаловался на то, что расследование, проводившееся по его
обращению о жестоком обращении с ним, не было эффективным. Он
ссылался на статью 3 Конвенции, которая гласит:
"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или
унижающему достоинство обращению или наказанию".
Власти Российской Федерации не согласились с утверждениями
заявителя о жестоком обращении с ним. Они утверждали, что П.А.
Ксензов был допрошен в присутствии его адвоката и в то время
никаких жалоб на жестокое обращение с ним не подавал до того, как
ему было предъявлено обвинение. Они ссылались на основания отказа
в возбуждении уголовного дела по утверждениям заявителя о жестоком
обращении с ним от 11 июня 2003 г. и заявили, что утверждения
заявителя необоснованны. Власти Российской Федерации также
ссылались на письменные показания бывших сокамерников заявителя М.
и З., заявивших, что никакая физическая сила или иное давление не
применялись к лицам, находившимся под стражей.
Заявитель подтвердил свою жалобу. Он утверждал, что его дважды
избили во время содержания в следственном изоляторе. Он ссылался
на свое письмо, направленное им его матери 3 марта 2000 г., в
котором указывал, что в день его задержания сотрудники милиции его
"забили почти до смерти". Он также заявил, что пострадал от вреда,
причиненного его здоровью в результате избиения, и ссылался притом
на запись в регистрационном журнале от 19 апреля 2000 г., где было
зафиксировано, что его мать передала ему некоторые медицинские
препараты, предположительно, для лечения печени и почек.
Заявитель утверждал, что он не мог пройти медицинское
обследование в следственном изоляторе. Он также заявил, что не мог
подать жалобы непосредственно после актов жестокого обращения с
ним, поскольку было очевидно, что от этого не будет пользы. В
подтверждение своих утверждений он сослался на доклад
Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации 2000
года, согласно которому только 902 жалобы на неправомерные
действия сотрудников милиции из 263645, поданных в 1999 году,
привели к возбуждению уголовных дел в отношении сотрудников
милиции. Он также ссылался на доклад, подготовленный местной
общественной организацией, которая дала оценку делам о жестоком
обращении в Ростовской области и указала, что пытки подозреваемых
по уголовным делам являются "обычной практикой".
Далее П.А. Ксензов утверждал, что по его заявлениям о жестоком
обращении с ним не было проведено эффективное расследование. В
частности, он жаловался на то, что суд первой инстанции не провел
надлежащего расследования по его жалобам о жестоком обращении с
ним. Заявитель утверждал, что допрос следователей в суде был лишь
формальностью. Он также возражал против вынесенного 11 июня 2003
г. Решения об отказе в возбуждении уголовного дела как "неполного
и предвзятого". Наконец он не согласился с показаниями М. и З. как
недостоверными ввиду того факта, что они оба продолжали отбывать
наказание в исправительных учреждениях на тот момент, когда они
давали эти показания.
Европейский суд отметил, что жалоба заявителя на жестокое
обращение включает в себя два вопроса по статье 3 Конвенции: во-
первых, предполагаемое избиение сотрудниками милиции и, во-вторых,
предположительное непроведение эффективного расследования по
заявлениям о жестоком обращении.
Что касается первой части, Европейский суд напомнил:
утверждения о жестоком обращении должны быть подтверждены
соответствующими доказательствами. Для оценки таких доказательств
Европейский суд принял стандарты доказательств "вне разумных
сомнений", но дополнил это тем, что такие доказательства должны
вытекать из сосуществования достаточно обоснованных, ясных и
согласующихся между собой выводов или схожих неопровержимых
презумпций фактов (см. Постановление Большой палаты Европейского
суда по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N
26772/95, ECHR 2000-IV, з 121).
В настоящем деле жалобы П.А. Ксензова не были подтверждены
медицинскими справками. Хотя заявитель утверждал, что в условиях
содержания под стражей он не мог пройти медицинское обследование
для фиксирования его травм, он, как представляется, даже не просил
этого сделать. Более того, заявитель не представил никаких других
доказательств в подтверждение его утверждений. Хотя он и
утверждал, что его сокамерники и его адвокат могли видеть следы
его травм, полученных в результате избиения, он не представил
показания этих свидетелей. В частности, адвокат П.А. Ксензова не
делал заявлений в связи с этим, и этот факт остается не
проясненным. Наконец, описание событий, данное заявителем, слишком
расплывчатое и путаное - в нем нет существенных деталей, таких как
количество участвовавших в избиении лиц, точное место, где
происходило предполагаемое жестокое обращение, его
продолжительность, описание нанесенных травм и т.д.
Соответственно, не имеется достаточных доказательственных
оснований, чтобы прийти к выводу: заявитель "вне разумных
сомнений" был избит сотрудниками милиции во время его содержания
под стражей, как он сам утверждал.
Следовательно, данная часть жалобы должна быть отклонена как
явно необоснованная в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35
Конвенции.
Относительно предполагаемого непроведения эффективного
расследования Европейский суд напомнил, что если лицо имеет
доказуемое утверждение о том, что оно подвергалось жестокому
обращению в нарушение статьи 3 Конвенции, понятие эффективного
средства правовой защиты в дополнение к тщательному и эффективному
расследованию, также требуемому статьей 3 Конвенции, влечет за
собой эффективный доступ лица, подавшего жалобу, к следственным
мероприятиям и выплату компенсации, если таковая полагается (см.
Постановление Европейского суда по делу "Аксой против Турции"
(Aksoy v. Turkey) от 18 декабря 1996 г., Reports 1996-VI, p. 2286,
з 95 и 98).
Однако заявитель не предпринял никаких мер для доведения своей
жалобы до сведения национальных властей непосредственно после
фактов предполагаемого жестокого обращения. Он не оспаривал, что
мог направить заявление в вышестоящую прокуратуру о возбуждении
уголовного дела, равно как и непосредственно подать жалобу в суд
на предположительно незаконные действия органов государственной
власти или гражданский иск о компенсации ущерба, при рассмотрении
которых власти могли провести медицинскую экспертизу и
зафиксировать травмы заявителя, если таковые были.
Первый раз, когда заявитель ссылался на жестокое обращение с
ним, был тогда, когда он давал показания в суде при рассмотрении
предъявленного ему уголовного обвинения, то есть пять месяцев
спустя после предполагаемых событий. Действовавшее на момент
событий законодательство содержало требование, чтобы суд при
рассмотрении prima facie дел о жестоком обращении направлял
соответствующую информацию следственным органам, имеющим
полномочия по возбуждению уголовного дела. В настоящем деле суд
рассмотрел яркое описание жестокого обращения, которое не было
подтверждено ни медицинскими документами, ни свидетельскими
показаниями, ни даже подробным описанием основных обстоятельств.
Заявление о жестоком обращении не имело целью признание факта
жестокого обращения как такового, но оно появилось в контексте
оспаривания допустимости доказательств: заявитель добивался того,
чтобы его показания, данные им во время предварительного
следствия, были объявлены недопустимыми как полученные с
применением принуждения. Поскольку заявитель прямо не добивался
компенсации за предполагаемое жестокое обращение, суду надлежало
ограничиться рассмотрением данного вопроса при разрешении
допустимости показаний заявителя в качестве доказательств.
Принимая во внимание то, что П.А. Ксензов не указал других
свидетелей, которые должны были быть допрошены, или другие
доказательства, которые следовало изучить в ходе судебного
разбирательства, инициатива суда по допросу сотрудников милиции,
осуществлявших задержание заявителя, не представляется
ненадлежащей или надуманной. С учетом отсутствия prima facie
доказательств в подтверждение утверждений заявителя вывод суда о
том, что утверждения о жестоком обращении необоснованны, не
представляется необоснованным или произвольным.
Относительно того, что заявитель не согласился с Решением
прокуратуры Первомайского района г. Ростов-на-Дону от 11 июня 2003
г., Европейский суд отметил: заявитель никогда не оспаривал его в
соответствующем суде, хотя такая возможность ему была прямо
предоставлена.
В целом Европейский суд счел, что часть жалобы на непроведение
эффективного расследования по утверждениям о жестоком обращении
является явно необоснованной и должна быть отклонена в
соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.
2. Ссылаясь на статью 3 Конвенции, заявитель жаловался также на
условия в следственных изоляторах, представляющие собой
бесчеловечное и унижающее достоинство обращение. Он ссылался, в
частности, на условия в камере N 88 следственного изолятора ИЗ-
61/1, утверждая, что в ней было чрезвычайно влажно, не было
достаточно света, вентиляции, подачи воды и стока воды в
канализации, а также что камера кишела насекомыми и мышами. Он
также ссылался на условия в следственном изоляторе ИЗ-61/3,
утверждая, что там было холодно, ему не позволяли иметь постельные
принадлежности и приходилось спать на голой металлической кровати,
что сток канализации был часто засорен и что его доступ к
умывальной раковине был ограничен.
Власти Российской Федерации не согласились с тем, что условия
на протяжении всего содержания заявителя под стражей были
несовместимыми со статьей 3 Конвенции. Они утверждали, что в
камере N 88 были туалет и раковина для умывания, а влажность в
камере соответствовала требованиям стандартов. Что касается
периода содержания П.А. Ксензова под стражей в следственном
изоляторе ИЗ-61/3, власти Российской Федерации утверждали, что
температура в камере соответствовала требованиям стандартов и что
заявителю предоставляли постельное белье. По утверждениям властей
Российской Федерации, во время содержания заявителя в следственных
изоляторах ИЗ-61/1 и ИЗ-61/3 ему были предоставлены ежедневные
прогулки длительностью в один час и пользование душем один раз в
неделю на 15 минут; заявитель регулярно проходил медицинский
осмотр, которым не были установлены какие-либо травмы или проблемы
со здоровьем; против распространения инфекционных болезней
предпринимались предупредительные меры, регулярно проводилось
выведение грызунов.
В ответ на это заявитель подтвердил свои утверждения. Он
сообщил, что неоднократно жаловался в прокуратуру и в суды на
невыносимые условия в его камере. Он не согласился с выводами
осмотра, проведенного 30 августа 2000 г., о том, что условия в
камере соответствовали санитарным требованиям. Он утверждал, что и
далее подавал жалобы в прокуратуру и был, в конечном счете,
переведен в следственный изолятор ИЗ-61/3. Что касается
последнего, заявитель подтвердил свои жалобы, не представив
конкретных комментариев относительно данной части возражений
властей Российской Федерации.
Европейский суд отметил, что периоды содержания под стражей, к
которому относятся части жалобы по статье 3 Конвенции, закончились
21 октября и 6 декабря 2000 г., соответственно. Жалоба в
Европейский суд была подана 7 июля 2001 г., то есть более чем
через шесть месяцев после последнего дня второго периода.
Европейский суд отметил, что в соответствии с пунктом 1 статьи
35 Конвенции он может рассматривать жалобы, в отношении которых
внутренние средства правовой защиты исчерпаны и которые поданы в
шестимесячный срок с момента вынесения "окончательного"
национального решения. Если в отношении конкретного акта, которым,
предположительно, нарушена Конвенция, адекватного средства
правовой защиты не существует, дата, когда произошел такой акт,
считается как "окончательная" в целях исчисления шестимесячного
срока (см., например, Решение Европейского суда по делу "Валашинас
против Литвы" ({Valasinas} <*> v. Lithuania) от 14 марта 2000 г.,
жалоба N 44558/98).
--------------------------------
<*> Здесь и далее по тексту слова на национальном языке набраны
латинским шрифтом и выделены фигурными скобками.
В настоящем деле жалобы на условия содержания под стражей не
были завершены вынесением окончательного решения национальными
властями. Иск, который мог привести к судебному решению по этому
вопросу, был отозван заявителем в 2002 году по причинам, которые
не могут быть поставлены в вину властям Российской Федерации.
Соответственно, не имеется национального решения, которое бы
представляло собой "окончательное решение" в целях исчисления
шестимесячного срока, предусмотренного пунктом 1 статьи 35
Конвенции.
Таким образом, оставив в стороне вопрос о неисчерпании
внутренних средств правовой защиты, следует, что данная часть
жалобы подана по истечении установленного срока и должна быть
отклонена в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.
3. Заявитель жаловался на то, что он не мог эффективно
подготовить свою защиту в условиях его содержания под стражей. В
частности, П.А. Ксензов жаловался на то, что был в наручниках во
время его встреч с адвокатом и при ознакомлении с материалами
уголовного дела и что ему препятствовали в переписке со своим
адвокатом. Заявитель ссылался на подпункты "b" и "c" пункта 3
статьи 6 Конвенции, которая гласит:
"3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления
имеет как минимум следующие права:
(...)
b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей
защиты;
c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим
защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг
защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника
бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;
(...)".
Власти Российской Федерации отрицали, что на протяжении
предварительного заключения заявитель был в наручниках во время
его встреч с адвокатом. Они ссылались на информацию,
предоставленную Генеральной прокуратурой Российской Федерации и
Министерством юстиции Российской Федерации, и на письменные
показания заявителя, данные 11 июня 2003 г. Однако они признали,
что в целях безопасности заключенные, осужденные к пожизненному
лишению свободы, систематически находятся в наручниках, когда их
выводят из своих камер. Они утверждали, что такое применение
наручников не может рассматриваться как воспрепятствование общению
заключенного со своим адвокатом. Власти Российской Федерации также
не согласились с тем, что администрация учреждения препятствовала
переписке заявителя с его адвокатом. Они утверждали, что согласно
журналу регистрации прокуратуры Ростовской области 10 июля 2003 г.
заявитель послал только два письма через официальные каналы - одно
в Верховный суд Российской Федерации и одно в Ростовский областной
суд - и оба эти письма были надлежащим образом отправлены по почте
в указанные суды. Власти Российской Федерации утверждали, что
заявитель лично встречался со своим адвокатом 22 раза во время
содержания в следственном изоляторе ИЗ-61/1 и четыре раза во время
содержания в следственном изоляторе ИЗ-61/3. Власти Российской
Федерации расценили часть жалобы заявителя о нарушении подпунктов
"b" и "c" пункта 3 статьи 6 Конвенции как необоснованную.
Более того, власти Российской Федерации утверждали, что данная
часть жалобы должна в любом случае быть объявлена неприемлемой
ввиду отказа П.А. Ксензова от продолжения рассмотрения его иска к
администрации учреждения. Они ссылались на судебное
разбирательство, прекращенное Кировским районным судом г. Ростов-
на-Дону 3 апреля 2002 г. ввиду неявки истца в суд и с учетом
ходатайства матери заявителя о прекращении рассмотрения дела.
Заявитель не согласился с тем, что на нем лежит вина за отказ
от национального судебного разбирательства. Он утверждал, что
отсутствие сторон не создает законных оснований для прекращения
разбирательства по делу, и счел, что Кировский районный суд г.
Ростов-на-Дону был обязан рассмотреть иск и в любом случае вынести
свое решение по существу.
Прежде всего Европейский суд установил, что данная часть жалобы
затрагивает специальные гарантии права на справедливое судебное
разбирательство при разрешении предъявленного уголовного
обвинения, о которых П.А. Ксензов мог заявить в рамках
рассмотрения предъявленного ему уголовного обвинения.
Действительно, суды, рассматривавшие предъявленное заявителю
уголовное обвинение, находились в лучшем положении для применения,
в случае необходимости, средств правовой защиты для устранения
предполагаемых недостатков, например, путем предоставления
заявителю дополнительного времени для подготовки своей защиты.
Однако заявитель не использовал эту возможность для рассмотрения
вопросов применения наручников или недостатков в его общении со
своим адвокатом во время судебного разбирательства.
Помимо этого, Европейский суд установил, что отдельное судебное
разбирательство по этому вопросу было завершено 3 апреля 2002 г.
ввиду неявки адвоката заявителя в суд. Прекращение рассмотрения
дела никогда не было обжаловано ни заявителем, ни его адвокатом.
Следовательно, данная часть жалобы не была рассмотрена в
национальных органах власти ни в ходе рассмотрения уголовного дела
в отношении заявителя, ни при рассмотрении отдельного иска. Таким
образом, Европейский суд пришел к выводу, что данная часть жалобы
должна быть отклонена в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35
Конвенции ввиду неисчерпания внутренних средств правовой защиты.
4. Заявитель жаловался, ссылаясь на пункт 2 статьи 6 Конвенции,
на то, что публикация интервью прокурора Первомайского округа г.
Ростов-на-Дону в газете содержит заявление о вине заявителя в
нарушение презумпции невиновности. Пункт 2 статьи 6 Конвенции
гласит:
"Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления
считается невиновным, до тех пор пока его виновность не будет
установлена законным порядком".
Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не
исчерпал внутренние средства правовой защиты в отношении
предполагаемого нарушения. Они указывали, что 21 ноября 2000 г.
Советский районный суд г. Ростов-на-Дону рассмотрел иск, поданный
адвокатом заявителя, и оставил его без удовлетворения по
формальным основаниям, а именно ввиду отсутствия формальной
доверенности, выданной заявителем его адвокату для представления
его интересов от его имени в данном судопроизводстве.
Заявитель не представил объяснений невыдачи им в надлежащем
виде доверенности своему адвокату для представления его интересов
в суде, а также объяснений относительно их или его отказа от
обжалования решения об оставлении иска без удовлетворения.
Европейский суд отметил, что презумпция невиновности, как и
гарантии пункта 3 статьи 6 Конвенции, рассмотренные выше в разделе
3, может рассматриваться как специфическая гарантия справедливого
судебного разбирательства при разрешении уголовного обвинения, на
которую заявитель мог ссылаться в суде, рассматривавшем
предъявленное ему уголовное обвинение. Однако жалоба на заявление
прокурора о виновности заявителя во время судебного
разбирательства по делу в отношении заявителя не была подана ни в
суд первой инстанции, ни в Суд кассационной инстанции.
Что касается отдельного судебного разбирательства, указанного
властями Российской Федерации, в ходе которого заявитель оспаривал
заявление прокурора, Европейский суд установил, что оно было
прекращено по формальным основаниям. Однако ни заявитель, ни его
адвокат не обжаловали этот отказ в рассмотрении иска, хотя такая
возможность прямо предусмотрена этим же Судебным решением. В
качестве альтернативы заявитель мог выдать доверенность своему
адвокату и снова подать иск, но этого также не было сделано.
Следовательно, данная часть жалобы не рассматривалась
национальными властями ни в ходе разбирательства по уголовному
делу в отношении заявителя, ни при рассмотрении отдельного иска.
Таким образом, Европейский суд пришел к выводу, что данная
часть жалобы должна быть отклонена в соответствии с пунктами 1 и 4
статьи 35 Конвенции ввиду неисчерпания внутренних средств правовой
защиты.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД БОЛЬШИНСТВОМ ГОЛОСОВ:
объявил жалобу неприемлемой.
Председатель Палаты
Христос РОЗАКИС
Секретарь Секции Суда
Серен НИЛЬСЕН
EUROPEAN COURT OF HUMAN RIGHTS
FIRST SECTION
DECISION
AS TO THE ADMISSIBILITY OF APPLICATION No. 75386/01
BY PAVEL ALEKSANDROVICH KSENZOV AGAINST RUSSIA
(Strasbourg, 27.I.2005)
The European Court of Human Rights (First Section), sitting on
27 January 2005 as a Chamber composed of:
Mr C.L. Rozakis, President,
Mr L. Loucaides,
Mrs F. Tulkens,
Mr P. Lorenzen,
Mrs {N. Vajic},
Mrs S. Botoucharova,
Mr A. Kovler, judges,
and Mr S. Nielsen, Section Registrar,
Having regard to the above application lodged on 7 July 2001,
Having regard to the observations submitted by the respondent
Government and the observations in reply submitted by the
applicant,
Having deliberated, decides as follows:
THE FACTS
The applicant, Mr Pavel Aleksandrovich Ksenzov, is a Russian
national, who was born in 1980 and lives in Rostov-on-Don. He is
represented before the Court by Mr Krakovskiy, a lawyer practicing
in Rostov-on-Don. The respondent Government are represented by Mr
P. Laptev, Representative of the Russian Federation at the
European Court of Human Rights.
A. The circumstances of the case
The facts of the case, as submitted by the parties, may be
summarised as follows.
1. Alleged ill-treatment
On 9 February 2000 the applicant was arrested on suspicion of
having murdered two minors and was brought to the Pervomaiskiy
District police station in Rostov-on-Don.
According to the applicant, in the police station he was beaten
up. In particular, he alleges that he was hit with a baton and
with a wooden hammer, that he was beaten on the head with a
plastic bottle filled with water while being handcuffed and
chained to a pipe.
According to the applicant, on 20 February 2000 he was taken
out of the cell and brought to an officer of the prosecutor's
office who hit him on the head with a chair, stripped him naked,
handcuffed the applicant's wrists and feet together, put the
applicant on the knees and tortured him with electric shocks to
force him to confess that he had committed the murder.
On 3 March 2000 the applicant sent a letter to his mother in
which he mentioned that on the day of arrest he "was beaten almost
to death" by police officers.
On 19 April 2000 the applicant's mother passed him certain
medicines, allegedly for liver and kidney treatment.
On 26 July 2000 in the hearing of the criminal case against the
applicant he pleaded guilty in having taken part in the robbery
and murder, but contested that he had organised them. In this
context he denied in part the confession he made at the
interrogation. He alleged that he made it under duress. The court
called and examined the investigator, Mr Tiskovskiy, who testified
that during investigation "the applicant's state of health was
normal" and that "he had never received any complaints from the
applicant about ill-treatment by the police". The court held that
"[the applicant's] declaration that he had been beaten up upon
arrest by police officers [was] unsubstantiated", found that the
statement at issue was consistent with other evidence, and
recalled that the applicant kept changing his submissions
concerning his role in the gang throughout the proceedings. On
that basis it admitted the disputed statement as evidence
aggravating the applicant's charge.
On 10 January 2001 the Supreme Court of the Russian Federation
considered the applicant's appeal, which was based, in particular,
on his complaint that the statements allegedly made under duress
were wrongly admitted as evidence. It found that the first
instance court exercised sufficient diligence examining the
applicant's objections and rightly admitted the disputed evidence,
given that the allegations of ill-treatment were completely
unsubstantiated.
Following the communication of this case to the respondent
Government the applicant's complaints about ill-treatment were
apparently brought to the attention of competent domestic
authorities. The latter, in turn, questioned the persons who could
have witnessed the events concerned.
In this connection, on 4 and 6 June 2003 written statements
were produced by Z. and M., the applicant's former cellmates in
the cell No. 113 of the detention facility IZ-61/1. They testified
that no physical force or other pressure was applied to the
applicant or other inmates.
On 9 June 2003 the Pervomaiskiy District Prosecutor's Office
conducted a further investigation. The investigator, the legal aid
counsel who had been present at interrogation, and the police
officers of the Pervomaiskiy police station who arrested the
applicant, were questioned. All of them denied that ill-treatment
had taken place, or that the applicant's confession had been
forced. They stated that at the material time the applicant had no
injuries and made no complaints about ill-treatment.
On 11 June 2003 the prosecutor's office concluded that no proof
to the applicant's allegations could be found and refused to open
criminal investigation into the alleged ill-treatment. It referred
to the statements of the investigator, the counsel and the police
officers. In addition, it stated that the existing security
control would not allow the officers to bring the objects
allegedly used for torture into the interrogation area and noted
that the furniture in the interrogation area was secured to the
floor.
2. Conditions of detention
From 18 February 2000 to 21 October 2000 the applicant was
detained on remand in the detention facility IZ-61/1 (then IZ-
59/1) in Rostov-on-Don. Initially he was detained in a common cell
No. 113.
Following the judgment of 26 July 2000, the applicant was
transferred to the cell No. 88, a special cell for detainees
serving a life sentence. For some time he was kept alone, until
another detainee was placed in the same cell.
The applicant gives the following account of the conditions in
the cell. It was a solitary confinement cell measuring 2.5 m x 2
m, 2.3 m high; there was no daylight; the 60 watt bulb was covered
by two layers of dense metal mesh leaving the cell always dark,
which made it impossible to read or write; the concrete floor was
flooded with water, there was mould on the walls and the ceiling;
there was no air ventilation; the air was stale and musty; the
cell was dirty and overrun with cockroaches and infested with
pests and mice; access to tap water was limited, as the tap could
only be turned on by the warder outside the cell; the toilet was
often blocked with sewage.
The Government submit that the cell No. 88 had a window, a
toilet, a washbasin; that the temperature and humidity were
maintained in accordance with the standard sanitary requirements;
the applicant had a bed and was provided with a set of bedding.
On 24 August 2000 the applicant's mother complained to a
prosecutor's office that the applicant's cell had no daylight and
that it was damp.
On 25 August 2000 the applicant's counsel submitted a complaint
to the administration of the detention facility claiming that the
applicant should not have been transferred to a solitary
confinement cell.
On 28 August 2000 the applicant's mother submitted a written
complaint to the Chief Supervisor of the Detention Facilities of
the Rostov Regional Prosecutor's Office alleging, inter alia, that
the applicant's cell was damp.
On 30 August 2000 the Chief Supervisor of the Detention
Facilities of the Rostov Regional Prosecutor's Office informed the
applicant's mother that an inspection had been conducted further
to her complaints about the applicant's detention conditions. He
replied that the condition in his cell "generally satisfied the
sanitary requirements, although the detainees slept in turns due
to the shortage of bunk beds".
On 6 September 2000 the Chief of the detention facility
informed the applicant's counsel, in reply to his complaint of 25
August 2000, that the applicant was detained in a cell intended
for a small number of inmates according to the law and to the
applicant's own request.
On 9 September 2000 the applicant's mother and counsel brought
proceedings before the Kirovskiy District Court of Rostov against
the administration of the detention facility IZ-61/1. They
referred, in particular, to the poor detention conditions:
insufficient light, humidity, lack of air ventilation, restricted
access to tap water and toilet facilities.
On 21 October 2000, the applicant, further to his complaints
about poor conditions in the cell No. 88, was transferred to the
detention facility IZ-61/3 (then UC-398/T) in the town of
Novocherkassk, where he remained until 6 December 2000. He was
detained in solitary confinement cells Nos. 19 and 20.
The applicant alleges that his cell was cold; that he was not
allowed to have blankets or warm clothes and thus had to sleep on
a bare iron bed, that the sewage was often blocked and that his
access to the water tap was limited.
The Government submit that the applicant's cells had adequate
sewage and water supply, and that light and temperature were in
accordance with standard sanitary requirements. The applicant was
provided with clothes and bedding.
On 1 November 2000 the applicant's mother filed a complaint
with the Rostov Regional Prosecutor's office which included a
complaint about the poor conditions in the detention facility IZ-
61/3. In particular, she complained that the applicant was placed
in a solitary confinement cell with a limited water supply; she
requested to be permitted to give him warm clothes and a blanket.
From 9 December 2000 to 18 February 2001 the applicant was held
in SIZO-2 (IZ-77/2), a detention facility in Moscow. It appears
that he was subsequently transferred back to the detention
facility IZ-61/1.
On 2 March 2001 the Kirovskiy District Court of Rostov
discontinued the proceedings against the prison administration as
the parties had failed twice to appear before the court.
On 15 March 2001 the applicant was transferred from the
detention facility IZ-61/1 to another penitentiary institution to
serve his sentence.
On 14 February 2002 the Kirovskiy District Court of Rostov
accepted the claim of the applicant's counsel that he had not been
duly summoned to take part in the proceedings and reversed its
decision of 2 March 2001.
On 12 March 2002 the applicant's mother filed a request to
discontinue proceedings against the prison administration, as they
were apparently brought by the applicant's counsel without consent
of either the applicant or herself.
On 3 April 2002 the Kirovskiy District Court of Rostov decided
to discontinue the proceedings against the prison administration
as the plaintiff had failed two more times to appear before the
court. The court also took into account the request of the
applicant's mother to discontinue proceedings. This decision has
not been appealed.
On 4 June 2003, following the communication of this case to the
respondent Government, and apparently in response to their request
to clarify certain facts, the applicant gave written explanations
to the Chief Penitentiary Directorate concerning the conditions in
the pre-trial detention. He wrote that the conditions in the
detention facilities IZ-61/1, IZ-61/3 and SIZO-2 were
satisfactory. He stated that he had had no complaints concerning
his pre-trial detention conditions and that it was his counsel who
wrote the complaint to the Court.
3. Criminal proceedings
The criminal proceedings against the applicant began on 9
February 2000.
On 20 February 2000 the applicant signed a confession that he
had murdered two minors.
On 26 July 2000 the Rostov Regional Court held the applicant
guilty on account of a robbery and an aggravated murder and
convicted him to life imprisonment.
On 9 September 2000 the applicant's mother and counsel brought
proceedings before the Kirovskiy District Court of Rostov against
the administration of the detention facility IZ-61/1. They
claimed, inter alia, that the applicant was handcuffed whenever he
visited him in the detention facility, which hampered reading the
file and prevented the applicant from taking notes or writing
complaints. He also complained that on several occasions the
administration of the detention facility had hindered
correspondence between the applicant and himself, which impeded
the applicant's right to defend himself in the criminal
proceedings. These proceedings were subsequently terminated for
being abandoned by the applicant, as described above in para. 2
("Conditions of detention").
On 10 January 2001 the Supreme Court of the Russian Federation,
acting on appeal, upheld the first instance judgment as to the
substance, but reduced the sentence to 20 years' of imprisonment.
On 11 June 2003, following the communication of this case to
the respondent Government and apparently in response to their
request to clarify certain facts, the applicant gave written
explanations to the Chief Penitentiary Directorate of the Rostov
Region. He stated that he was not handcuffed during the meetings
with his counsel in the period between October and December 2000.
He made no comments as to other periods.
4. Newspaper publication
On 15 February 2000 a regional newspaper Vecherniy Rostov
published an article based on an interview with the Pervomaiskiy
District Prosecutor. The article was entitled "Three perverts
valued children's lives at RUR 8,000". The article was accompanied
by the photograph of the prosecutor and the passport size
photographs of the applicant and his two co-accused. The article
referred to the prosecutor's opinion on the matter and contained,
inter alia, the following statements:
"[...] Mr Ksenzov [i.e. the applicant], 20, one of the
murderers, responded that they had to [kill them] because [one of
the victims] had recognised him. The officers of the Pervomaiskiy
District Prosecutor's office disagree. They are convinced that
Ksenzov together with his companions in crime had a clear
murderous intent, why would they carry knives otherwise? [...] The
circumstances of the bloody crime were as follows [...]. The
murderers are found to be three unemployed young men: Pavel
Ksenzov, [A.P.] and [M.I.] [...]. The ringleader in the gang was
Ksenzov [...]. A decision to create a criminal gang of three came
earlier this year. They had no desire of earning by fair means,
and were not skilled enough for burglary, hence they chose robbery
[...]. They cut the first girl's throat and dragged the second one
to the bathroom to torture her. [...] The perverts took money and
then cruelly killed the girl hitting her in turn with knives and
scissors. [...] The criminals were found within less than a day
due to the professionalism of investigators of the Pervomaiskiy
District Prosecutor's office. [...] All three [including Ksenzov]
were arrested on 9 February. [...] "What punishment awaits the
murderers?", asks the Vecherniy Rostov's reporter. "It is for the
court to impose the sanction, although I can only add, as a human,
that the capital punishment has not yet been officially abolished
[...]", Mr Mkrtychev answers."
On 30 June 2000 the applicant's counsel challenged before the
Sovetskiy District Court of Rostov the newspaper publication of 15
February 2000. In particular, he requested to declare the
statement of guilt publicly made by the prosecutor prior to a
trial unlawful.
On 21 November 2000 the Sovetskiy District Court of Rostov held
that the claim could not be examined, as the counsel had not been
authorised by the applicant to bring any proceedings which fell
outside the main criminal proceedings. This decision has not been
appealed.
B. Relevant domestic law and practice
Powers to institute criminal proceedings
The relevant provisions of the Code of Criminal Procedure of
1960 in force at the material time were reviewed by the
Constitutional Court of the Russian Federation in its Ruling No. 1-
P dated 14 January 2000. It abolished the courts' power to
institute criminal proceedings as incompatible with their judicial
function, other that for a limited category of private prosecution
cases. The relevant part of the ruling reads as follows:
"If a court examining a criminal case establishes facts which
themselves disclose an appearance of a crime [committed by a third
person], it must refrain from stating that there are sufficient
grounds to suspect a particular person and from formulating
charges, and must refer the relevant materials to the prosecution
authorities competent to carry out further checks and to take a
decision as to whether there are sufficient grounds to institute
criminal proceedings. The latter are obliged to take immediate
measures pursuant to the facts and circumstances established by
the court."
Action against public authorities' unlawful act or omission
The Federal Law N 4866-1 On Appeal against Acts and Omissions
Infringing Individual Rights and Freedoms dated 27 April 1993,
provides for a judicial avenue for claims against public
authorities. It states that any act, decision or omission by a
state body or official can be challenged before a court if it
encroaches on an individual's rights or freedoms or unlawfully
vests an obligation or liability on an individual. In such
proceedings the court is entitled to declare the disputed act,
decision or omission unlawful, to order the public authority to
act in a certain way {vis-a-vis} the individual, to lift the
liability imposed on the individual or to take other measures to
restore the infringed right or freedom. If the court finds the
disputed act, decision or omission unlawful this gives rise to a
civil claim for damages against the State.
The Code on Civil Procedure as in force at the material time
contained similar provisions.
The Civil Code provides for the procedure by which an
individual can sue the State for damages in civil proceedings.
C. Materials referred to in the applicant's observations
According to the applicant, in 2000 the Ombudsman of the
Russian Federation published a country report, which states that
in 1999 263,645 complaints about police misconduct were filed, and
that 902 out of them resulted in prosecution of police officers.
On 23 November 2001 the Rostov-based NGO Christians against
Torture and Child Slavery adopted a document entitled "Preliminary
Report on Ill-Treatment during Pre-trial Investigation". The
report presents an account of 19 cases of ill-treatment in the
Rostov Region recorded by this NGO. The reference period is not
defined in the report, but at least two of the reported cases date
back to 2000. The report also contains the following figures
obtained through a questionnaire answered by 130 advocates of 17
different bar associations of the Rostov Region:
- 58 respondents had come across cases of ill-treatment by
police;
- 73 did not believe that there existed effective legal
remedies against ill-treatment;
- 10 believed that such remedies existed;
- 68 did not consider it possible to receive compensation for
ill-treatment;
- 10 considered it possible;
- other respondents have never considered to seek redress;
- a majority did not believe that emergency medical assistance
was readily available in the event of ill-treatment by police.
On that basis the report concluded that torture of suspects in
criminal cases was a "common practice".
COMPLAINTS
1. The applicant complains under Article 3 of the Convention
that he was subjected to torture and inhuman and degrading
treatment upon his arrest and during his pre-trial detention and
that the investigation into his claims were ineffective.
2. He also complains under Article 3 of the Convention that the
conditions in the pre-trial detention facilities amounted to
inhuman and degrading treatment. He particularly refers to the
period of his detention in the cell No. 88 of the detention
facility IZ-61/1 and in the detention facility IZ-61/3.
3. The applicant complains under Article 6 з 3 (b) and (c) of
the Convention that he could not effectively prepare his defence
in the detention facilities. In particular he complains that he
was handcuffed during the visits by his legal counsel and while
accessing his criminal case file and that his correspondence with
his counsel was hindered.
4. The applicant complains under Article 6 з 2 of the
Convention that the publication of an interview with the
Pervomaiskiy District Prosecutor in the newspaper contained
statements as to the applicant's guilt in violation of the
presumption of innocence.
THE LAW
1. The applicant complains that upon his arrest and during his
detention on remand he was beaten up by police officers to extort
his confession in a criminal case. Furthermore, he complains that
the investigation into his allegations of ill-treatment were
ineffective. He relies on Article 3 of the Convention which reads
as follows:
"No one shall be subjected to torture or to inhuman or
degrading treatment or punishment."
The Government contest the allegations of ill-treatment. They
contend that the applicant has been interrogated in the presence
of his counsel and that no complaint about ill-treatment was made
by the applicant at the material time, before bringing the matter
up in the criminal proceedings against him. They refer to the
grounds of the refusal to open criminal investigation into the
applicant's allegations of ill-treatment, dated 11 June 2003, and
claim that the applicant's allegations are unsubstantiated. They
also invoke written statements by M. and Z., the applicant's
former cellmates, disclaiming that physical force or other
pressure was applied to inmates.
The applicant maintains his complaint. He alleges that he was
beaten up in the detention facility on two occasions. He refers to
the letter which he sent on 3 March 2000 to his mother in which he
stated that on the day of arrest he "was beaten almost to death"
by the police. He also claims that he had suffered medical
conditions as a result of being beaten up and refers to the prison
records of 19 April 2000 which certify that his mother passed him
certain medicines, allegedly for liver and kidney treatment.
The applicant claims that he could not undergo medical
examinations in the prison. He also claims that he had not
complained immediately after the acts of ill-treatment as it would
clearly be of no use. In support of his statement he refers to the
2000 country report of the Ombudsman of the Russian Federation,
according to which only 902 out of 263,645 complaints filed in
1999 about police misconduct resulted in prosecution of police
officers. He also invokes a report prepared by a local NGO which
gave an account of ill-treatment cases in the Rostov Region and
which stated that torture of suspects in criminal cases was a
"common practice".
He further contends that no effective investigation was
conducted into his allegations of ill-treatment. In particular, he
complains that the first instance court did not conduct a proper
investigation further to his allegations of ill-treatment. He
contends that questioning the investigators before the court was a
mere formality. He also objects to the decision of 11 June 2003
refusing criminal investigation for being "incomplete and
prejudiced". Finally, he challenges the statements by M. and Z. as
unreliable in view of the fact that both of them were serving
their sentence in prisons at the time they made these submissions.
The Court notes that the applicant's complaint about ill-
treatment involves two issues under Article 3: firstly, the
alleged beating by police, and, secondly, the alleged lack of an
effective investigation into allegations of ill-treatment.
As regards the first point, the Court recalls that allegations
of ill-treatment must be supported by appropriate evidence. To
assess this evidence, the Court adopts the standard of proof
"beyond reasonable doubt" but adds that such proof may follow from
the coexistence of sufficiently strong, clear and concordant
inferences or of similar unrebutted presumptions of fact (see
Labita v. Italy [GC], No. 26772/95, з 121, ECHR 2000-IV).
In the present case the applicant's complaints are not
corroborated by a medical certificate. Although the applicant
contends that in the detention he could undergo no medical
examination to record his injuries, he does not appear to have
ever requested one. Furthermore, the applicant has not provided
any other evidence in support of his statements. Although he
claims that his cellmates and his counsel could have seen the
marks of beating, he has not submitted any statements by such
witnesses. In particular, the applicant's counsel made no
statement to this effect and this remains unexplained. Finally,
the account of events given by the applicant himself is vague and
confused, lacking essential details such as the number of persons
involved, precise location where the alleged ill-treatment took
place, its duration, the description of injuries sustained etc.
Accordingly, there is an insufficient evidentiary basis on
which to conclude that the applicant, beyond reasonable doubt, was
beaten up by police officers in the pre-trial detention, as
alleged by him.
It follows that this part of the application must be rejected
as manifestly ill-founded, pursuant to Article 35 зз 3 and 4 of
the Convention.
As regards the alleged lack of an effective investigation, the
Court recalls that where an individual has an arguable claim that
he has been ill-treated in breach of Article 3, the notion of an
effective remedy entails, in addition to a thorough and effective
investigation of the kind also required by Article 3, effective
access for the complainant to the investigatory procedure and the
payment of compensation where appropriate (see Aksoy v. Turkey,
judgment of 18 December 1996, Reports of Judgments and Decisions
1996-VI, p. 2286, зз 95 and 98).
However, the applicant has not made any steps to bring his
complaint to the attention of the domestic authorities immediately
following the alleged ill-treatment. He does not dispute that it
was open to him to request a superior prosecutor's office to open
a criminal investigation, as well as immediately to bring an
action against the public authorities' allegedly unlawful act, or
a civil action for damages during which the authorities could
conduct a medical examination and record the injuries, if any.
The first time the applicant invoked ill-treatment was when he
pleaded it before the courts adjudicating on his criminal charge,
5 months after the events at issue. The law in force at the
material time required that a court, when confronted with a prima
facie case of ill-treatment, forwarded relevant information to the
prosecution authority competent to institute criminal proceedings.
In the present case, the court confronted a bold declaration of
ill-treatment which was not supported by a medical certificate, or
witnesses' testimonies, or even a detailed account of the
underlying circumstances. The declaration of ill-treatment did not
aim at the acknowledgement of ill-treatment as such but came in
the context of the admissibility of evidence: the applicant sought
to declare that his statement made during the investigation was
inadmissible as having been obtained under duress. Since the
applicant did not expressly seek redress for the alleged ill-
treatment it was appropriate for the court to limit its
involvement in the matter to deciding on the admissibility of the
applicant's statement as evidence. Given that the applicant did
not specify any other witnesses or evidence to be examined in the
proceedings, the court's own choice to cross-examine the officers
in charge of the applicant's arrest does not appear to be
inappropriate or feigned. In view of the absence of prima facie
evidence in support of the applicant's declaration, the court's
conclusion that the allegations of ill-treatment were
unsubstantiated does not seem unreasonable or arbitrary.
In so far as the applicant contests the decision of the
Pervomaiskiy District Prosecutor's Office of 11 June 2003, the
Court notes that the applicant has never challenged it before a
competent court, although such possibility was expressly provided
for.
In sum, the Court considers that the complaint about the lack
of effective investigation into allegations of ill-treatment is
manifestly ill-founded and must be rejected in accordance with
Article 35 зз 3 and 4 of the Convention.
2. Under Article 3 of the Convention the applicant complains
also that the conditions in the pre-trial detention facilities
amounted to inhuman and degrading treatment. He refers in
particular to the conditions in the cell No. 88 of the detention
facility IZ-61/1, claiming that it was extremely humid, had
insufficient light, ventilation, water supply and sewage and that
it was infested with pests and mice. He also referred to the
conditions in the detention facility IZ-61/3, claiming that it was
cold, that he was not allowed to have beddings and had to sleep on
bare iron bed, that the sewage was often blocked and that his
access to water tap was limited.
The Government disagree that the conditions throughout the
applicant's detention was incompatible with Article 3 of the
Convention. They claim that a cell No. 88 had a toilet and a
washbasin and that the humidity in the cell complied with standard
requirements. As to the period in the detention facility IZ-61/3,
the Government state that the temperature in the cell complied
with standard requirements and that the applicant has been
provided with beddings. According to the Government, during the
applicant's detention in the facilities IZ-61/1 and IZ-61/3 he was
entitled to a one-hour walk daily and to a 15-minutes' shower
weekly; that he was subject to regular medical checks which
revealed no injuries or health problems; that the detention cells
were subject to regular sanitary checks, that preventive measures
were taken against spread of infectious diseases and that rodent
extermination was regularly carried out.
The applicant in response restates his allegations. He claims
that he complained many times to the prosecutor's office and to a
court about unbearable conditions in his cell. He contests the
conclusion of the inspection carried out 30 August 2000 that the
conditions in the cell complied with sanitary requirement. He
states that he made further complaints to the prosecutor's office
and was eventually transferred to the detention facility IZ-61/3.
As to the latter, the applicant maintains his complaint, making no
specific comments as to this part of the Government's
observations.
The Court notes that the periods of detention relevant to the
complaints under Article 3 ended on 21 October 2000 and 6 December
2000 respectively. This application was lodged on 7 July 2001,
i.e. more than six months after the last day of the second period.
The Court recalls that, in accordance with Article 35 з 1 of
the Convention, it may only examine complaints in respect of which
domestic remedies have been exhausted and which have been
submitted within six months from the date of the "final" domestic
decision. If there is no adequate remedy against a particular act,
which is alleged to be in breach of the Convention, the date when
that act occurs is taken to be "final" for the purposes of the six
months' rule (see, e.g., {Valasinas} v. Lithuania (dec.), No.
44558/98, 14 March 2000).
In the present case the complaints about the conditions of
detention were not a subject of a final decision by the domestic
authorities. The action which could have led to a court judgment
on the matter was withdrawn by the applicant in 2002 for reasons
not imputable to authorities. Accordingly, there has been no
domestic decision which would constitute a "final decision" for
the purposes of calculating the six months period provided for in
Article 35 з 1 of the Convention.
Thus, leaving aside the question of non-exhaustion of domestic
remedies, it follows that this part of the application has been
introduced out of time and must be rejected in accordance with
Article 35 зз 1 and 4 of the Convention.
3. The applicant complains that he could not effectively
prepare his defence in the detention facilities. In particular he
complains that he was handcuffed during the visits by his legal
counsel and while accessing his criminal case file and that his
correspondence with his counsel was hindered. He invokes Article 6
з 3 (b) and (c) of the Convention which provides as follows:
"3. Everyone charged with a criminal offence has the following
minimum rights:...
(b) to have adequate time and facilities for the preparation of
his defence;
(c) to defend himself in person or through legal assistance of
his own choosing or, if he has not sufficient means to pay for
legal assistance, to be given it free when the interests of
justice so require;..."
The Government deny that throughout the pre-trial detention the
applicant was handcuffed during the visits of his lawyer. They
refer to the information given by the Prosecutor General's Office
and the Minisrty of Justice and by the applicant's written
statement made on 11 June 2003. However, they acknowledge that for
security purposes the prisoners convicted to a life sentence are
systematically handcuffed when taken outside their cell. They
contend that handcuffing thus applied cannot be said to hamper the
communication between the prisoner and his lawyer. The Government
also contest that the applicant's correspondence with his counsel
was hindered by the prison administration. They submit that
according to the records of the Rostov Regional Prosecutor's
Office as of 10 June 2003 the applicant sent only two letters
through official channels - one to the Supreme Court of the
Russian Federation and one to the Rostov Regional Court - both of
which had been duly posted to the above courts. They further
submit that the applicant met his counsel in person 22 times in
the detention facility IZ-61/1 and four times in the detention
facility IZ-61/3. The Government considers the complaint under
Article 6 з 3 (b) and (c) unsubstantiated.
The Government claim moreover that these complaints should in
any event be declared inadmissible for the applicant's failure to
pursue domestic proceedings against the prison administration.
They refer to the proceedings terminated by the Kirovskiy District
Court of Rostov on 3 April 2002 for the plaintiff's failure to
appear before the court and with regard to the request of the
applicant's mother to discontinue the proceedings.
The applicant does not accept that he was at fault in not
pursuing domestic proceedings. He alleges that the parties'
absence did not constitute a legitimate ground to terminate
proceedings and considers that the Kirovskiy District Court was
obliged to examine the case and take decision in any event.
The Court observes, firstly, that both complaints at issue
invoke specific guarantees of a right to a fair hearing in the
determination of a criminal charge, which the applicant could have
raised in the criminal proceedings against him. Indeed, the courts
determining the criminal charge against the applicant were in the
best position to address and, if necessary, remedy the alleged
shortfalls, for example, by allowing the applicant additional time
to prepare his defence. However, the applicant has not used this
opportunity to bring up the subjects of the handcuffing or the
lack of communication with his lawyer pending the trial.
Secondly, the Court observes that separate proceedings on this
subject, were terminated on 3 April 2002 for his counsel's failure
to appear before the court. The termination was never challenged
either by the applicant or any of his counsels.
It follows that these complaints have not been pursued before
domestic authorities either in criminal proceedings against the
applicant or by means of a separate action. The Court therefore
concludes that this part of the application must be rejected under
Article 35 зз 1 and 4 of the Convention for non-exhaustion of
domestic remedies.
4. The applicant complains under Article 6 з 2 of the
Convention that the publication of an interview with the
Pervomaiskiy District Prosecutor in the newspaper contained
statements as to the applicant's guilt in violation of the
presumption of innocence.
"2. Everyone charged with a criminal offence shall be presumed
innocent until proved guilty according to law."
The Government claim that the applicant has not exhausted
domestic remedies in respect of the alleged violation. They point
out that on 21 November 2000 the Sovetskiy District Court of
Rostov examined the claim lodged by the applicant's counsel and
dismissed it on formal grounds, notably for the absence of formal
authorisation by the applicant given to his lawyer to pursue these
proceedings on his behalf.
The applicant gives no justification for his failure to duly
authorise his counsel to represent him before the court, or for
their, or his, failure to challenge the dismissal of the claim.
The Court observes that the presumption of innocence, like the
Article 6 з 3 guarantees at issue in para. 3 above, can be viewed
as a specific guarantee of a fair hearing in the determination of
a criminal charge, which the applicant could invoke before the
courts examinig criminal charge against him. However, the
complaint about the statement of guilt made by the prosecutor
pending the applicant's trial has not been raised either in the
first instance or on appeal.
As to the separate action referred to by the Government, by
which the applicant challenged the prosecutor's statements, the
Court observes that these proceedings were terminated on formal
grounds. However, neither the applicant nor his counsel appealed
against the refusal to examine the claim, although such
possibility was expressly provided for in the same decision. The
applicant could, alternatively, have issued a power of attorney to
his counsel and lodge the proceedings anew, but he has not done so
either.
It follows that this complaint has not been pursued before
domestic authorities either in criminal proceedings against the
applicant or by means of a separate action.
The Court therefore concludes that this part of the application
must be rejected under Article 35 зз 1 and 4 of the Convention for
non-exhaustion of domestic remedies.
FOR THESE REASONS, THE COURT BY A MAJORITY
Declares the application inadmissible.
Christos ROZAKIS
President
{Soren} NIELSEN
Registrar
|
